Бегемот в авоське

Недавно в издательстве «Рунет» вышла книга Владимира Вейса «Антигламур».

Автор признается, что как писатель, он  «рождался» на виртуальных нивах Рунета – «Proza.ru», «Что хочет автор», «Самиздат» и других, признателен читателям сайтов, а их более трехсот тысяч, за добрые отзывы, на которые он ориентировался в творческом поиске, вдохновляясь на новые произведения.

В повестях и рассказах Владимир  Вейс ставит вопросы нравственного характера, поет гимн силе духа человека, его неограниченным возможностям.

Сегодня мы представляем вашему вниманию один из его рассказов, который в 1995 году впервые был опубликован в газете «Гудок».

Бегемот в авоське

Поезд отходил от Казанского вокзала около шести вечера. Столица еще не оправилась от летнего бума, поэтому в этот вечер пассажиров оказалось мало, и немолодой уже поэт Валерий Садиков лелеял надежду, что хоть часть пути до родного города удастся побыть в купе одному. Посмотреть из окна на убегающую Москву, отпить горячего сладкого чаю, прилечь на постель и в который раз наугад открыть страницу любимой книги, потешить себя новой встречей с Мастером и Маргаритой...

Состав тронулся, и в купе Садиков оставался один. Похоже, мечтам суждено было сбыться – хотя бы на несколько часов безостановочного движения до Рязани. Однако в дверь постучали, и проводница указала на свободное место новому пассажиру.

– Вот вам и попутчик, - почему-то радостно объявила она поэту. – Сейчас подам белье.

Даже до конца не повернувшись в сторону вошедшего, в его руках Садиков увидел темно-коричневый баульчик вроде тех, что в незапамятные времена брали с собой в поездку машинисты на железной дороге, и огромную авоську. Баульчик уже оказался на столе. А когда пассажир попытался подвесить авоську на крючок, она странно заворчала.

Изумленный Садиков развернулся всем телом и увидел в сетке свернувшегося клубком кота. Да какого там кота! Целый котище, черный, с крупной головой и осмысленным критическим взглядом.

Таких котов Садиков никогда не видел. Но смутно помнил, что читал о таком. И осознание, где именно, пришло с обзора пассажира, имевшего довольно странный наряд. На нем были  «кепка-аэродром» – обязательная принадлежность каждого уважающего себя кавказца, красная с темно-синими горошинами косоворотка, которая выглядывала из-под промасленной, болотного цвета тонкой душегрейки на черной атласной подкладке (похоже, такие носили еще расторопные приказчики начала прошлого века), потертые джинсы с белыми разводами пятен и кроссовки с какими-то иностранными причиндалами. А пенсне с треснувшим стеклышком окончательно сразило Валерия Сергеевича.

- Не трудитесь напрягаться, - услышал поэт знакомый по прочтении известного романа развязный голос нового пассажира. – Коровьев, он же Фагот.

- Неужто тот самый? - изумился Валерий.

– Они самые, - перехватил инициативу кот, освобождаясь от сетки движением лапы сверху вниз, словно раскрывая замок-молнию. Через секунду он уже возился с баульчиком, не поворачивая головы в сторону Садикова. – Сами напросились на наше соседство: нечего зачитывать до дыр всякие вздорные книжки, - продолжал кот, вытаскивая из баульчика длинную толстую колбасу явно домашнего приготовления: от нее несло густым чесночным духом. Но не запах поражал: колбаса по размерам в полтора-два раза превышала габариты баульчика.

Коровьев тактично протирал пенсне нижним краем душегрейки, чтобы все-таки дать опомниться ошарашенному Садикову.

Бегемот и не думал деликатничать:

- Дорога, понимаете ли, не близкая, вот и пришлось позаимствовать провиантик у гражданина Ротозеева. Он ограбил свою тещу в Ростове и намеревался съесть все один в зале ожидания. Но поездка его была все равно никчемная.

На столике купе появились соленья, копчености, непременная в дороге вареная курица. Нарисовалась и запотевшая, словно только что из холодильника, бутылка «Гражданской обороны».

– Подсаживайтесь ближе, Валерий Сергеевич, нечего церемониться. Мы, коты, простые и доступные.

– А отчего же в авоське были? –   хриплым голосом спросил Садиков.

– Билет на него не хотел брать, - отозвался Коровьев, водрузив пенсне на нос. - Однако у входа в первый вагон опаздывали, начальник поезда подскочил: почему, мол, собака без намордника? Обидел Бегемота на тысячу лет вперед. Пришлось в ответ мяукнуть.

– Натурально, - подтвердил кот.  – Счас повторю?

Бегемот надулся и испустил жесткий басовый звук, будто к купе пришвартовался огромный океанский лайнер.

Валерия это крайне рассмешило. Напряжение от столь неожиданного знакомства улетучилось, и он придвинулся к столику.

– Мы с добрыми людьми свои в доску, - одобрил возникшую доверительность Коровьев. - Вы, надеюсь, добрый человек?

– Добрый он, добрый, - в ответ Фаготу пропел кот. И тут же обратился к поэту: не гнушайтесь нашим ужином. 

Он быстрым движением расставил невесть откуда взявшиеся пластмассовые стаканчики и сделал аптекарский разлив водки.

- За наше с вами дорожное знакомство!

– Да я не пью, - заартачился было Садиков, вспомнив про свою язву двенадцатиперстной.

– А вы выпейте, ну ее к черту, вашу язву,   - предложил Коровьев. 

– Не выпьет, - раздумчиво решил Бегемот. - Видит, что рожи подозрительные,   и не заметит, как вмиг последнее, что при нем, исчезнет. 

Садикову надо было обидеться, но он вдруг улыбнулся и, скопировав Коровьева, залихватски опрокинул стопку. 

Беседа  завязалась по неписаным компанейским законам... 

– Так на чем мы остановились, уважаемый господин поэт? - откинулся от столика Коровьев.

– Россию жалко, - попытался вернуться к обкатанной теме Валерий.

– А чего ее жалеть? –   Бегемот посмотрел на свои часы, которые он достал откуда-то из шерсти на груди, а после прямо-таки взорвался. - Не маленькая! Ведь стоит же и не падает! И вообще, что у вас, милейший, за позиция: вы одобряете ее новый путь или осуждаете? Или, может, завидуете, что ваши одноклассники стали богатыми, яхты, дома покупают, а вы строчите лирику, которую читает десяток-другой человек, да и то, чтобы написать на полях что-то едкое и обидное? – кот откинулся к перегородке купе и с надуманным интересом рассматривал поэта.

– Я, - растерялся Садиков, - я... не люблю политики. Но я страдаю от нее…

– А она для этого и существует, дорогой лирик вы наш!  - И заговорил без экспрессии в голосе. – Мы смотрели на народ нынешний, московский. Ничего не изменилось! Брось фантики пирамидные от «МММ», сцену разнесут, расхватывая их! Были мы на нескольких презентациях. Понятен лишь повод поесть, пожрать и попихать дам, а по сути, воруют и рекламируют ворованное…

И снова кот предложил выпить. Наконец, накидав из сумки немыслимое количество закусок, столик казался безразмерным, кот улыбнулся добро и весело:

– Впрочем, что это мы все о неприятном и глобальном? Лапу даю на отсечение, - Бегемот при этом лег спиной вверх, поднял все свои четыре конечности, пристально осматривая их, словно решая, какую дать на отсечение, - что уважаемому поэту до чертиков хочется прознать про наши планы!

Бегемот вновь принял нормальное положение, намазал на соленый огурец яблочное варенье. И хмуро добавил:

– В командировке мы. А точнее - проводим рекогносцировку.

– Неужели появился еще один Мастер? - восторженно предположил Садиков и похвалил себя, что нисколечко не пьян.

– Их-то, мастеров, - ухмыльнулся кот, - пруд пруди, вон, интернетовские сайты ломятся от фамилий и дурацких сочинений, но без маргарит.

– Не согласен, -   мечтательно возвел глаза в потолок поэт. - Мир души человеческой не изменился! «Прекрасная Незнакомка» Крамского под вуалью своих грез призраком ходит по нашим душам. Ведь и Булгаков всю жизнь искал ее. И мы, потомки, благодарны ему за этот поиск и должны вечно чтить его талант!

– Чтить! - вдруг возмущенно взорвался Бегемот. – Фагот, подай снова бутылку! Утоплюсь! В горлышко влезу, утоплюсь! Тошнит от ваших булгаковских мистерий со всякой чертовщиной и дешевым почитанием таланта.

– Романа толком не прочтут, а туда же, - как-то вяло встрял Коровьев,  - пышные празднования дней рождения Булгакова, помпезные теле-шоу вокруг знаменитой «нехорошей» квартиры под номером 50. Ни черта не соображают в четырехмерном пространстве!

– Но все это в память о нем, великом и до сих пор не понятом, - вступился, было, Валерий, но вдруг махнул обречено рукой. - Да бог с ними, с праздниками на Патриарших... Как он сам? Нашел ли покой?

– Бывали-с, заезжали в его домик. Просил кланяться почитателям, кои встретятся на пути. – И Бегемот тут же вскочил на пол и стал церемонно раскланиваться. – И герои романа при нем. Они с Мастером соседи через лужайку. Чай попивают по вечерам. И супруги все при нем. Милейшие люди. Поспорят о душе, растрогаются, начинают обниматься, просить друг у друга прощения и так со слезами засыпают. Ну, чисто дети...

- Однако полнолуние наступает, - прервал кота Коровьев, - а до места на курьерском не успеем. - Бегемот, опусти фрамугу. Пора пересесть на тот «Боинг».

Он указал рукой куда-то вверх. Садиков проследил, но ничего кроме звездного неба не увидел. Показалось, что какая-то светящаяся точка была в движении, но…

Все в миг исчезло, но зато раздался сильный стук в дверь купе. Валерий Сергеевич, разлепив глаза, встал открывать. Вошла проводница:

– Да что это вы тут творите! Весь вагон задули! Да еще умудрились фрамугу опустить без инструментов!

– Позвольте, я не думал открывать окно, – залепетал в оправдание Садиков. – Это все мои попутчики. Один в кепке, а второй – кот.

– Какие еще попутчики? Уж если вы из дома нетрезвый пришли, то не надо и придумывать!

Проводница прошла к окну и мощным движением одной руки вздернула раму вверх. Она вышла, покачивая головой и бедрами.

...Поезд мчался на восток, а Валерий Сергеевич, забившись в угол, долго оттуда с тоской смотрел в окно, наблюдая за бегущей рядом луной.